С древности люди строили однопролетные мосты через небольшие протоки. А вот через большие отважились далеко не сразу. Первый в России однопролетный, а возможно и в мире, мост через крупную реку был задуман уже во второй половине XVIII столетия механиком Петербургской Академии Художеств Иваном Кулибиным, автором знаменитого кулибинского яйца и создателем часов Павлин в Эрмитаже. В промежутке между 1769 и 1772 годом архитектором было создано три проекта, но в целом они посвящены одной идее — постройке высокого, горбатого, однопролетного, деревянного моста через Большую Неву. Поэтому, этот мост являл собой также первый проект однопрлетного деревянного моста через большую реку.

Строить мост предполагалось на участке от Сенатской площади до теперешней Университетской набережной Васильевского острова. Там, где ныне остались устои от старинного наплавного Исаакиевского моста. Собственно говоря, Кулибин и хотел своим мостом заменить Исаакиевский. Предполагаемый однопролетный деревянный мост должен был стать первым постоянным мостом через Неву. Этот мост был задуман весьма горбатым, и по крутизне своего изгиба он превосходил все существовавшие когда-либо мосты в России. Это не случайно — ведь, согласно закону физики, чтобы цельный деревянный мост был прочен и не прогибался, он должен иметь очень крутой свод. Чем материал прочнее, тем более пологим может быть свод. Поэтому, у сохранившихся до наших дней старинных арочных петербургских чугунных мостов свод гораздо круче, чем у стальных. А у деревянного должен был быть еще круче. Поэтому, арка проектируемого моста вздымалась над уровнем набережных на целые десятки метров, на высоту, сопоставимую с крупными городскими зданиями того времени. Да вы только представьте себе, какие бы с того моста открывались бы большие обзоры!

Но замыслу не суждено было сбыться. Многие авторитетные академики засомневались — а будет ли задуманная конструкция достаточно прочной. В конце концов, было принято решение построить пробную, уменьшенную модель. Она была построена, но простояла без дела во дворе Академии Художеств. В 1793 году ее по указу Екатерины II
перенесли на один из каналов Таврического сада, где она простояла без ремонта 35 лет, пока не была разобрана из-за ветхости. До наших дней сохранилось графическое изображение Таврического сада, где эта модель присутствует.

Знаете ли вы, как крякает утка?Как крякает утка? Кря-кря-кря. Это вам ответит любой ребенок. Но даже далеко не многие взрослые знают, что эта птица является единственным живым существом, крик которого абсолютно не вызывает эха даже в самых гулких условиях. Это относится ко всем видам уток. И селезни, и утки и утята, голосят без малейшего эха. Проживя значительную часть жизни в Санкт-Петербурге, который можно назвать столицей диких уток, я давно лично замечал это.

Но все другие животные, включая таких близких утиных родственников, как гуси и лебеди, уже способны вызывать своим криком эхо. И подчас весьма сильное. В чем тут секрет, до сих пор не ясно. Голосовой аппарат у уток характерен для всех водоплавающих, кричат утки довольно резко,громко и пронзительно, но вот эха не вызывают. И это факт. Вы можете удостовериться в этом сами, посетив зоопарк с экзотическими представителями утиной породы, или обычный водоем, где часто круглый год кормятся большие скопления простых диких уток, или же, поехав в деревню, к домашним уткам. Все утки закрякают вам на всевозможные голоса. Но непременно без эха.

Впрочем, если прислушаться, то можно заметить, что все утки на земле всех видов, полов, возрастов, кричат практически в одном и том же тоне, а также с очень похожей интонацией. Это обуславливается частотой колебания звуковых волн. И недавно я слышал такое объяснение, что благодаря этой частоте при крике уток происходит звуковое наложение, из-за которого мы эха просто не слышим, так как оно просто для нас сливается с первоначальным звуком от кряканья. Поэтому, эха для нас как бы и нет, хотя, конечно, с точки зрения физики, звуковые колебания естественно вызывают положенный резонанс. Но наше ухо его попросту не улавливает. Ныне также нередко можно услышать, будто бы и лягушка тоже кричит без эха. Но это отнюдь не так. Эхо от их кваканье сильное, особенно в брачный период. А вот от утиного крика никакого эха и в правду не слышно, даже если поместить утку в самую гулкую среду. Такое вот утка поистине необыкновенное существо.

Все мы привыкли говорить — столько то верст, используя слово «верста» в качестве аналога 1 км. Действительно, многие знают, что старинная русская верста равняется чуть более километра — 1 км 68 м. (или, если по-старому, 500 саженей, 1 сажень равнялась 2 м 14 см) Однако, такой длины верста была лишь начиная с XVIII столетия, а еще в Соборном уложении Алексея Михайловича 1649 года она была вдвое больше и приравнивалась к 1000 саженей.
Вместе с тем, в новгородском летописании XIII в. мы вновь встречаем привычную нам километровую версту. Например, в 1238 году монголы, согласно нему, не дошли до Новгорода ста верст и развернулись у Игнач креста, что и равнялось около ста км, где и был крест.
Между тем в новгородском летописании XIII столетия верста, как и в XVIII веке равняется примерно одному километру. Так, в 1238 году монголы, не дойдя ста верст от Новгррода, развернулись в районе Игнач-Креста. И действительно, Игнач-Крест располагался примерно в ста километрах от города. А в 1241 году новые враги Новгорода, крестоносцы Тевтонского Ордена, осели в 30 верстах от Новгорода "В тесове", куда пришли вверх по Луге. А Тесовский погост в верховьях Луги находился примерно на 30 км на север от Новгорода. А на другой год, в 1242 году, когда князь Александр Невский вместе с новгородцами дали бой крестоносцам на Чудском озере, та же новгородская летопись сообщает, что ширина самого узкого его места — Узмени, составляет 7 верст, в то время, как если измерять в километрах, то ширина Узмени равняется около 7 км.
Таким образом, привычная нам километровая длина старинной русской версты много старше, чем может казаться. Впервые такие версты упоминаются еще в новгородском летописании XIII столетия. Не исключено, что после объединения Русских земель вокруг Москвы, московские власти стали просто диктовать всей стране свои региональные меры. Но когда в XVIII веке столица страны переехала на Северо-Запад, в бывшие новгродские приневские земли, то теперь уже региональная система мер бывшей Новгородской земли получила статус всероссийской.

Все мы привыкли считать Волго-балтийскую систему каналов впервые задуманной ещ Петром I, который мечтал наиболее оптимальным образом связать в интересах крупного судоходства все основные речные торговые пути. Однако, сохранилось материальное свидетельство о том, что впервые на Руси подобные каналы начали рыть еще в XII в. новгородцы под руководством посадника Иванки Павловича.

До наших дней сохранился стоявший у северного берега озера Стерж, массивный каменный крест с мемориальной надписью, выбитой от лица видного новгородского посадника Иванки Павловича: «в лето 6641 (1133 г от р. х) месяца июля 14 почах рыти реку сю аз Иванко Павлович крест се поставихъ». Очевидно, у Иванки (Ивана) Павловича была намечена грандиозная цель — связать проходящую через это озеро реку Волу с протекавшей неподалеку к северу рекой Полой Балтийского бассейна искусственной протокой, или каналом. Это бы ибавило новгородцев от необходимости совершать долгий тяжелый волок.

Однако, в те времена строительная техника была слишком примитивна, чтобы выполнить такой замысел. Видимо, посадник Иванко Павлович быстро бросил эту затею. Ныне даже совершенно незаметны практические результаты его усилий. Тем не менее, именно этот человек, живший в раннем средневековье, впервые поставил вопрос о возможности прокладки таких каналов. И как показало время несколько веков спустя, он был прав. Вот только техника должна была стать получше ручной лопаты новгородских строителей.

Во время написания своего знаменитого произведения «Преступление и наказание» Федор Михайлович Достоевский проживал в доме Алонкина на углу Малой Мещанской (Казначейской) улицы и Столярного переулка. И несмотря на то, что этот участок прямо не указан в романе — даже Соня и Раскольников живут не там, хотя и очень неподалеку, он все таки нашел свое место в произведении. Даже дважды. Впечатлительный Достоевский не мог не вплести в свое произведение о окрестных трущобах место своего проживания.

Например, все, кто читал произведение, не мог не заметить, что в описании Района, где жил Раскольников, присутствует атмосфера бесконечных тупиков и дикой вони с канала. Вместе с тем, угол Столярного переулка и Гражданской, где стоит дом этого персонажа, находится от канала на достаточном удалении. Да и тупики от этого перекрестка видны вдалеке и не производят давящего впечатления. Зато перекресток с Казначейской улицей, где жил сам Достоевский, как нельзя лучше в этом районе подходит под эту характеристику. Тут и тупики рядом — в створе коротенького Кокушкина переулка и с обеих сторон коротенькой Казначейской улицы, пронзающей как тетива крутую излучину Екатериненского канала. Да и канал подходит со всех этих трех сторон очень близко, поэтому в 1860-е годы, когда в него сливали городскую канализацию, дикая вонь с него до этого перекрестка с этих сторон вполне долетала.

Кроме того, в первой, неопубликованной, редакции романа, именно у этого перекрестка, на Столярном переулке, а вовсе не в районе Подъяческих, была та пивная, где Раскольников пришел залить нервную дрожь и познакомился с Мармеладовым. Лишь потом Мармеладов переехал на Вознесенский проспект в район Подъяческих улиц, а его пивная, стоящая неподалеку от его дома — на Екатерингофский (ныне — пр. Римского Корсакова). Что тут двигало Достоевским — трудно сказать. Но тем не менее факт остается фактом — свой родной перекресток он вписал в роман дважды и при этом, в достаточно ярких моментах.

В объединении русских земель вокруг Москвы огромную роль сыграло присоединение к Московскому княжеству обширных Новгородских владений, которое произошло в 1478 году. Именно с покорением Новгорода, призывая новгородцев к присяге на новгородском владычном дворе, великий князь Иван III заявил о себе, как о государе единого Русского государства. Значительную роль в падении Новгорода сыграло поражение новгородцев в знаменитой Шелонской битве 14 июля 1471 года в низовьях реки Шелонь, когда стало ясно, что новгородское вечевое ополчение не в силах дать открытого военного отпора московскому служилому войску. Современники по достоинству оценили значение этой битвы и уделяли во летописях ей весьма значительное внимание.

Однако, историки до сих пор спорят о том, каков был ход битвы и кто нанес новгородцам решающий удар. Согласно московскому великокняжескому летописцу, москвичи, возглавляемые великокняжескими воеводами Даниилом Холмским и Федором Хромым, сразу разбили новгородцев. А вот новгородский летописец пишет, что все было не так просто — сперва успех был на стороне новгородцев и они даже отогнали москвичей за реку. Но неожиданно на новгородцев напал засадный татарский полк, который и решил битву в пользу московской армии. Поэтому, одни историки верят одному источнику, другие другому, третьи допускают оба варианта, но при этом все равно рассматривают их, как взаимоисключающие. Вместе с тем, в московской летописи есть такой никем не замеченный, но весьма красочный эпизод, когда уцелевшие в битве новгородцы уверяли, что причиной поражения послужили не только основные московские силы, но и иные полки, которые «в тыл по них пришедши». Что это могут быть за полки, которые напали на новгородцев не спереди, из-за реки, как участвовавшие в битве московские полки Холмского и Хромого, а «в тыл», то есть, сзади?

Очевидно, речь все-таки идет о татарах, Касимовских татарах, которые были в колне князя Стриги-Оболенского и незадолго до битвы грабили и жгли северное приильменье. Теперь же они подтянулись с севера к Шелони и помогли Холомскому и Хромому. Тогда становится ясным, почему основные рати Холмского и Хромого так легко попятились за реку — это был отвлекающий маневр, широко применявшийся как в русской, так и в мировой практике. Поэтому новгородские и московские сведения не противоречат друг другу — новгородцам казалось, что сперва удача была на их стороне, а москвичи писали, что сразу же победили новгородцев, поскольку те изначально поддались на их хитрость.

Князь Александр Невскийбезусловно являлся одной из ярчайших фигур русского средневековья. Выдающийся полководец и государственный деятель, он одержал несколько блестящих побед над европейскими интервентами. В отличии от Даниила Галицкого и некоторых иных русских князей, он занял по отношению к католическому Западу очень жесткую позицию и был против разных военно-политических альянсов с католиками. Но по отношению к воцарившемуся над Русью монгольскому игу он проводил значительно более гибкую и компромиссную политику. Поэтому среди историков до сих пор не утихают споры о том, кто был этот князь — мудрый прогрессивный политик, или беспринципный властолюбец, ради укрепления своей власти неоправданно выслуживающийся перед ордой. Не менее загадочна и смерть Александра осенью 1263 года по возвращению из Ордынской столицы.

Согласно летописи, он умер не доехав до своего стольного города Владимира на Клязьме от болезни в маленьком волжском городе Городце, который в то далекое время был расположен у самой границы Руси с Ордынскими землями. Иногда, всвязи с этим, предполагают, что Александр был отравлен монголами при помощи медленно действующей отравы. Ведь, согласно Житию этого князя, во время своего последнего визита в Орду, он добился права для русских людей не участвовать в любых монгольских войнах, не в пример прочим ордынским данникам. После этого монгольские власти и испугались этого сильного и принципиального политика, который не дай Бог выйдет из их повиновения.

Между тем, согласно древней новгородской летописной традиции, князь провел о орде около года, «зимовав» в ней зиму 1262/63 гг. и уже тогда был болен. Лишь осенью 1263 года он, обессиленный от болезни собрался на Русь. Таким образом, версия о яде кажется весьма сомнительной, князя болел около года к ряду и потом помер, не доехав до своего стольного города. Стоит иметь ввиду, что князю было к тому времени около сорока с небольшим лет. Он был не стар, люди в то время могли не дряхлеть и в более позднем возрасте. Двоюродный дед Александра, Андрей Боголюбский, и в 62 года был, как показало обследование останков, вполне полон сил. Зато Александр мог испытывать свойственные многим мужчинам среднего возраста болезни, которые в те поры толком лечить не умели. Мы можем только догадываться, что князь целый год делал в Орде, как у него развивались отношения с ханом и его окружением. Даже если положиться на версию официозного жития, то мы никогда не узнаем, каких сил ему стоило этого права для Руси у хана добиться и что он делал весь это год в Орде. Но его осенний отъезд на Русь новгородский книжник прямо связывал с тем, что ему стало хуже. Не исключено, что обессиленный князь чувствовал приближение скорой смерти и хотел умереть у себя в столице, оформив все дела, связанные с престолонаследием. Так что умер князь не от отравы, поданной на прощальном пире, а от собственных старых недомоганий. Будучи выдающимся политиком, он оставался живым человеком среднего возраста с сопутствующими физическими недомоганиями.

Многие помнят в знаменитой сказке Н. В.. Гоголя "Ночь перед Рождеством" образ небывало красивого и богатого столичного Петербурга, который буквально с порога, от самой заставы предстал перед изумленным главным героем, кузнецом Вакулой, во всем своем великолепии. А ведь на самом деле герой попал отнюдь не в парадные фешенебельные кварталы, а один из самых трущобных районов города.

Ведь южный "шлагбаум", то есть, застава при въезде в город со стороны Украины, находился в последней трети XVIII столетия на пересечении Московского проспекта и вновь прорытого Выгонного рва (ныне — Обводный канал), дальше путь в центр города шел по Московскому проспекту и Демидову переулку. При этом, Вакула Проехал совсем немного — черт остановил его с практичным вопросом — прямо ли во дворец, или нет. Указанный район прекрасно знакомый и самому писателю Н. В. Гоголю, вплоть до начала XX века, представлял собой одну из самых трущобных частей столичного Петербурга. И заслуженно прославился в качестве такового в русской классике. Сам гоголь неоднократно в своих повестях описывал окрестную, грязную, зловонную Мещанскую (Казанскую) улицу, а Ф. М. Достоевский поместил на отходящей от Демидова переулка Гражданской улице своего знаменитого героя Раскольникова. А в конце XVIII века этот район тем более был мягко говоря, не парадным. Но даже он в глазах удивленного, привыкшему к сельской местности, деревенского кузнеца, казался прекрасным и богатым. Но не исключено, что тут классик не ерничает, а серьезно дает понять что в сравнении с селом и столичные трущобы все равно сказочная столица. Не исключено, что в восторженном описании представшего перед Вакулой этого городского района, Гоголь отразил и свои собственные юношеские впечатление. Ведь совсем незадолго до написания этой сказки он сам, словно Д"Артаньян, совсем без средств, прибыл из дальней провинции, чтобы обустроиться в блистательной отечественной столице. И его первыми адресами были, между прочим, самые дешевые комнаты в многоквартирных домах недорогих трущобных кварталов в окрестностях Сенной площади.
Так что то, что видел Вакула, полностью отвечало юношескому восторгу самого Гоголя, который хоть был и не кузнецом, но вырос в тех же самых провинциальных краях, и поэтому даже край бедных петербургских трущоб ему казался сборищем богатых дворцов и разодетых господ.

Образование древнерусского государства овеяно множеством различных легенд и версий. Еще древнерусские летописцы ставили вопрос — откуда есть пошла Русская земля? Вместе с тем, ясно совершенно одно — с чем бы мы это не связывали, и как бы не оценивали роль варягов в отечественной истории, объединение разных летописных восточнославянских общностей в единое древнерусское государство было связано с утверждением в Приильменье в середине IX века иноземной варяжской княжеской династии Рюриковичей, которая уже в ближайшие десятилетия выбрала в качестве стольного города Киев, заставив ильменских словен и иные восточнославянские объединения платить дань. Иначе, как справедливо отмечает известный современный специалист по древнерусской истории А. А. Горский, мы бы развивались, как Чехия, в средневековье состоявшая из нескольких самостоятельных, не объединенных королевств. Что заставило Рюриковичей объединять огромные восточноевропейские пространства и переезжать из богатого Приильменья в далекий Киев? Между тем, топографические данные по средневековому Приильменью могут многое рассказать.

По новгородскому летописному преданию XI столетия, Рюрик был призван на княжение с двумя братьями новгородскими словенами, кривичами и финноуграми чтоб примирить их, так как они не могли жить мирно и воевали град на град. В последствии многие черты этой легенды вошли в состав знаменитого киевского свода Повести Временных лет. Легендарность этого предания видна хотя бы из того, что финноугры в те поры не имели городов и даже укреплений. Кроме того, весьма сомнительно, чтобы Рюрик после смерти братьев действительно сосредоточил в своих руках власть над всеми кривическими землями вплоть до Полоцка. Полоцк новгородцы завоюют уже в конце X века, и в XI в. будут с ним враждовать, поэтому легенду о раннем новгородском господстве над полоцкими землями скорее следует отнести к желанию удревнить свои победы над этим краем и обосновать свое стремление подчинить его. Кроме того, пришел Рюрик по призванию или нет, на деле он себя, скорее вел как чужак, став в стороне от многочисленных приильменских словенских поселений на отдельном участке в истоке Волхва, известным с той поры под названием городище. Там ему было удобно контролировать движение по Волхову Ильменю и Мсте, через которую шел военно-торговый путь в Волгу в арабские страны.

Что касается Приильменья тех лет, то в нем, на богатых торговых путях, скученно располагалось много восточнославянских центров, вроде городка на Маяте и Холопьего городка. Вероятно, их соперничество за власть в регионе и помогло Рюрику укрепиться здесь, поставив под свой контроль как сам край, так и пролегающие по нему богатые торговые пути из Варяг в Греки и из Варяг в Арабы. Но варяги в ту пору едины не были, укрепиться на северо-западе восточнославянского мира стремились много таких варяжских отрядов вроде дружины Рюрика. Поэтому, уже в 982 году преемник Рюрика, Олег Вещий, решил перебраться в Киев, где не приходилось постоянно быть готовым биться с многочисленными конкурентами, но зато можно было выгодно торговать с окрестной богатой Византийской империй, а так же поживиться за счет совершения на нее грабительских военных набегов. Но Новгород Олег не забыл, обязав его платить Киеву дань гривнах. Сев в Киеве, Рюриковичи, однако изменились и сами, перестав жить отдельным пиратским лагерем, а стали вести себя, как законные местные князья огромного государства.

Все мы знаем героя знаменитой сказки великого писателя Н. В. Гоголя Ночь перед Рождеством удалого украинского кузнеца Вакулу, который не побоялся самого дьявола и даже слетал на нем в Санкт-Петербург к Екатерине II за туфельками для своей суженной. А между тем, у кузнеца был в православной традиции свой вполне реальный предшественник, который, по преданию, тоже летал верхом на черте, и даже на значительно более дальнее расстояние — от Новгорода до Иерусалима. И тоже в темное время суток и также успел обернуться за одну ночь. Речь идет о первом новгородском архиепископе, святом Иоанне, жившим в XII столетии. Несомненно, глубоко религиозный писатель Гоголь знал об этом достаточно известном святом Русской Православной церкви, и явно использовал житийные предания об этом святом при написании своей замечательной сказки.

Что касается архиепископа Иоанна, он был знаменит, как святой праведный человек, а также сторонник новгородской самостоятельности. Поэтому, в XIV-XV вв., когда новгородцы боролись с московскими князьями за свою автономию, этот святой стал одним из символов новгородских вольностей. Тогда и были в Новгороде сложены в целостном виде все основные сказания о го славных подвигах. По преданию,именно благодаря нему около 1170-ого г. произошло чуда Знамения Богоматери, чудесно спасшее Новгород от верного разорения от многочисленной вражеской рати. А еще в новгородских преданиях рассказывается, что однажды к архиепископу явился бес, но он его укротил силой духа и крепостью святой и праведной веры в Бога, а затем заставил его свозить себя в Иерусалим на богомолье, а затем возвратить обратно. Но за это бес пообещал, что если Иоанн проболтается об этом кому-нибудь, то тот его серьезно опозорит. Так и произошло. Иоанн увлекшись на своих проповедях, забыл об уговоре и назидательно рассказал о своей победе над дьяволом, приведя ее в качестве примера всесилии православной веры. И дьявол действительно опозорил святого, создавая для всех видимость, что тот предается сластолюбию, в то время, как новгородский владыка по традиции, являлся монахом. Оскорбленные новгородцы пустили святого вниз по реке на плоту вон из своего города, но архиепископ начал усердно молиться и плот чудом пошел вверх по течсению и пристал за городом у Юрьева монастыря. После этого все уверовали в святость владыки, покаялись перед ним, а он их простил от чистого сердца.

Как мы видим, история у него была совсем не такая, как у кузнеца Вакулы. Но усмирение черта и ночной полет на нем в даль с возвращением в ту же ночь явно совпадают. Так что средневекового новгородского архиепископа можно по праву назвать прототипом Вакулы.