Иным партизанское движение представляется полным своеобразной романтики – этакие лихие хл
опцы в полушубках и шапках с заломом. Другие считают партизан чем-то вроде филиала армии, то есть, той же регулярной армией, только без четко определенной линии фронта. Но и то, и другое мнение ошибочны. Обычные аналогии в этом случае не работают. Ближе всего работа партизан к работе армейских разведчиков, вот только если разведчик, сходив за линию фронта, возвращается к своим, то для партизан такого возвращения нет – они постоянно находятся за линией фронта. Кроме того, задача разведчика – сбор информации, иногда – взять «языка». Партизан же кроме этого должен еще и воевать. Что, конечно, накладывает определенный отпечаток и на характер людей, и на стиль жизни, и на манеру ведения боевых действий.
Самым тяжелым был первый год оккупации. Не хватало продовольствия, не было налажено снабжение, было мало оружия (у запасливых белорусских крестьян по схронам было оружие времен первой мировой войны, но как бы ни была хороша мосинская винтовка, против автоматов она слабовата, да и кроме ручного оружия требовалась взрывчатка для диверсий – в силу специфичности партизанской войны вещь необходимая).
Отдельной проблемой было обустройство быта. Ведь мало найти укромное местечко в лесу, чтобы спрятаться. Его еще нужно сделать пригодным для жизни. И тут же вставал вопрос одежды и обуви – одно дело жизнь в деревне, и, соответственно, одежда для такой жизни, лес же требует совершенно другого, а тем более – ведение военных действий.
Нельзя забывать и об отсутствии связи с Большой Землей – армия отступала в огромной спешке и хаосе, и, конечно, стихийно возникшие партизанские отряды не имели никакой связи даже с теми немногими разведчиками, оставленными в тылу врага. А тут со всех сторон объявления о победном марше вермахта по территории Советского Союза, известия, что немцы уже почти взяли Ленинград, что они уже под Москвой и вот-вот войдут в столицу… Огромное психологическое давление! Недаром с 1942 года, когда начала налаживаться связь с метрополией, партизанам присылали не только оружие, обмундирование и медикаменты, но и в обязательном порядке – свежие газеты.
Характерно, что подавляющее большинство вспышек антисемитизма приходится именно на первые год-полтора с начала партизанского движения. Известны случаи, когда партизаны оставляли евреев на верную смерть, бросали в лесу еврейские семьи с детьми – фактически умирать, грабили евреев, отнимали у них одежду, ценности, продовольствие… разнообразных случаев такого рода зафиксировано довольно много. Но так же оставляли и семьи коммунистов, чьи отцы ушли с армией – для таких семей это тоже было верной смертью.
Более похоже, что все это было не намеренной жестокостью, а обычным голодом и неустроенностью быта. Как повесить себе на шею еврейскую или «райкомовскую» семью, когда пользы от них никакой – старики и дети, воевать не могут, добытчики тоже никакие, а тут свои дети, которые голодают, и неизвестно еще, что будет завтра?
Правда, были и такие партизаны, которые не поддавались подобным настроениям – известны случаи, когда выводили за линию фронта, в безопасность, сотни еврейских и «райкомовских» семей, даже в самое тяжелое время первого года партизанского движения. Так что бывало разное, как и всегда. И необходимо отметить, что даже те партизаны, которые проявляли особую жестокость (отбирали у тех же еврейских семей ценности, бросали детей умирать в лесу и т.д.) продолжали исправно бороться с оккупантами.
Еще одним аспектом являлась борьба с бандформированиями – в обстановке хаоса и относительного безвластия появилось множество группировок, называвших себя партизанами, но чьей основной задачей было награбить побольше. С оккупантами они не боролись, боевые действия вели исключительно против мирного населения. Но лишь немногие подобные формирования продержались долго – с ними расправлялось как само население, так и партизаны. Однако, наличие в лесах бандитов, именовавших себя партизанами, затрудняло во многих случаях настоящим партизанам налаживание контакта с населением (особенно это относится к партизанским отрядам, формировавшихся из бежавших военнопленных или попавших в окружение частей регулярной армии – у них не было «родственных» связей с местным населением, и приходилось доказывать свою благонамеренность).
Так что партизанская жизнь была мало похожа на романтичный поход за славой. Грязи и боли в ней едва ли не больше, чем в регулярной армии.
Кстати, о боли. Невозможно не упомянуть о трагедии батьки Миная – Шмырева Миная Филипповича. Не имея возможности добраться до него самого, немцы расстреляли четверых его детей (14, 10, 7 и 3 лет), сестру и мать жены.
Но при всех трудностях партизанской жизни, быт постепенно налаживался. В 1942 году появилась надежная связь с Большой Землей – со штабом партизанского движения в Москве, что позволило координировать военные действия различных партизанских отрядов, наносить оккупантам максимальный вред, а также получать необходимую помощь – в лесах были десятки обустроенных аэродромов, куда прибывали самолеты. Появились и обустроенные партизанские базы. И с 1942 года большая часть территории Белоруссии была отнюдь не германской – во многих областях была восстановлена советская власть.
Интересна история партизанского отряда Бегомльского района. Отвоевав всю войну в лесах – и хорошо отвоевав! – этот отряд отказался выходить из лесу и после окончания войны! Партизанская база была настолько хорошо обустроена, имела все необходимое для комфортной (по тем временам) жизни, что ее было просто жалко, почти невозможно бросить. И не стоит говорить, что бегомльские партизаны просто не хотели возвращаться к советской власти. Ничего подобного! Они даже платили – без задержек! – партийные взносы. И жили абсолютно по советским законам. Вот только не в родных деревнях, а в стихийно возникшем поселении. Только в 1957 году удалось выманить этот отряд из лесу, и то, возвращаясь к обычной деревенской жизни, они сожалели об оставленных в лесах делянках, огородах, ульях и т.д.
Вот такие они были, белорусские партизаны – разные. Объединяло их всех одно: они дрались, и дрались отчаянно. За свою страну, деревню, хутор, семью. И за нас с вами.