Средневековый Новгород XII-XV веков издавна прославился своим вечевым республиканским устройством. Если в других русских землях рано победила княжеская власть, то в Новгороде, пока этот город не был завоеван Московским княжеством, князья вынуждены были считаться с вечем — собранием горожан, возглавляемом местными вечевыми выборными. В редких случаях, когда новгородцам надо было собрать побольше сил для войны, или свержения постылого князя, для подмоги приходили представители новгородских пригородов — Пскова, Русы, Ладоги, и др.. Созывалось собрание звоном колокола. Главная, городская площадь находилась на правом берегу реки Волхова, на Ярославовом дворище, перед Никольским собором. Именно здесь избирали кандидатов на пост Новгорода — архиепископа, которого уже потом избирали жеребьевкой за рекой в кафедральном Софийском соборе. Именно дворищенскую площадь не раз пытались захватить новгородские мятежники — «крамольники», как символ вечевой законности в государстве. Впрочем, город делился на пять районов — концов, в каждом из котором было свое районное вече. Там тоже обсуждались городские и государственные дела и порой кончане являлись на городскую площадь организованной вооруженной толпой, чтобы в духе грубых и лихих средневековых нравов, утвердить свою волю силой.
Вече имело собственную канцелярию с вечевым дьяком и все его постановления городского и государственного масштаба писались на специальных пергаментных вечевых «грамотах» и скреплялись печатями, не уступая по своей силе и статусу какому-нибудь московскому великокняжескому указу. И для московских князей они реально являлись олицетворением новгородской вольности. В XV веке, когда Москва откровенно пыталась покорить вольный город, князья чаяли запретить новгородцам составлять те грамоты, давая понять, чтоб те ничего не решали на вече без их указа. Участвовали в вече все свободные «мужи новгородцы» — главы свободных светских городских семей от бояр до городской «черни» — кузнецов, плотников, гончаров, рыболовов. Поэтому многие революционеры ХIX века идеализировали новгородский строй и считали истинным народовластием, которое, как говорили декабристы, надо не установить, а восстановить в России. А социалист Александр Герцен сделал новгородский вечевой колокол символом своего знаменитого одноименного журнала.
В настоящее время такие идиллические и достаточно поверхностные взгляды все больше вызывают сомнения. Реальная власть на новгородском вече, равно как и на вечевых собраниях других городов Древней Руси — Ростова, Суздаля, Галича, принадлежала представителям местной боярской знати. Еще в XII веке князь Владимир Мономах, желая усмирить непокорных новгородцев, вызвал в Киев всех их бояр, а за особенно мятежный Людин конец арестовал всех его бояр во главе со знаменитым былинным героем Ставром Годиновичем. При создании купеческого торгового суда особо подчеркивалось, чтоб в него не вмешивались и посадник, ни бояре (хотя судом руководил избираемый из бояр новгородский тысяцкий). Просто бояре (равно как и в Галиче) олицетворяли собой реальную власть. А в XV веке все вече, включая бояр, оказалось под властью новгородского совета Господ. И в перспективе новгородское вече, как вече в Полоцке, или аналогичное собрание в Венеции, должно было исчезнуть, так как бояре бы формально отлучили рядовых горожан от государственных полномочий. У всех народов на разных этапах были мирские сходки, но никакие из них не пережили развитого феодализма. В этом смысле, архаичное новгородское вече никак не могло стать залогом будущей демократии. Однако, формальному участию в нем простых горожан удивлялись еще современники. Московский великокняжеский летописец называл вече органом «безыменитых мужиков», а в среднерусской повести XV столетия, Новгород сатирически показан безалаберным городом, где простые горожане «не слушают» знатных. Поэтому, в определенном смысле об относительном демократизме, в средневековом феодальном понимании, говорить, наверное,правильно.