…Современный город Великий Новгород — город достаточно небольшой, в нем слабое уличное движение. Поэтому, во всем городе есть всего два подземных перехода — один расположен у железнодорожного вокзала, под железнодорожными путями, с промежуточными выходами на платформу, а второй — на оживленном перекрестке Торговой стороны, Большой Московской улицы и улицы Федоровский ручей. При этом, в последнее время, этот переход сделался для горожан и гостей города настоящей достопримечательностью. Многие без него не могут себе представить самого города.

Оба перехода были построены одновременно, в 1980 году, указом городской администрации, в связи с постепенным усилением автомобильного и железнодорожного движения, и поначалу выглядели довольно безлико, ничего особо эстетичного из себя не представляя. Однако, начиная с 1 сентября 2008 года,согласно особому распоряжению Новгородской городской администрации, подземный переход на Торговой стороне был подвержен капитальному ремонту и к юбилейному для Новгорода 2009 года, в подарок к 1150-летию города, был реконструирован до неузнаваемости. Во-первых, он стал красив и по нему стало приятно гулять. Стены перехода оживили красочной лепниной в древнерусском стиле, с растительным орнаментом. Во-вторых, на стены повесили многочисленные красивые старинные интересные и познавательные фотографии городских достопримечательностей в ХIX веке. Таким образом, там теперь можно получить двойное удовольствие — пройтись по красивому помещению и посмотреть, как выглядел город во времена Российской Империи. Стоит ли удивляться, что этот замечательный переход неизменно пользуется широкой популярностью как у самих новгородцев, так и у самых разнообразных гостей Великого Новгорода. Несмотря на свой сравнительно юный возраст, обновленный подземный переход на Торговой стороны неотъемлемо вошел в почетные ряды новгородских достопримечательностей.

Кроме того, по распоряжению городских властей, в ходе реконструкции подземного перехода, находившиеся в нем прежде старые, несуразные киоски заменили на обновленные, приятные и опрятные торговые павильоны. Так что, очень много прохожих любит там делать покупки. Поэтому, если вы захотите посетить город Великий Новгород, обязательно в этот переход спуститесь и я вам стопроцентно ручаюсь, что вы ни за что не пожалеете!

Среди многочисленных правителей Приильменья были как реальные, так и полулегендарные личности. Среди последних есть некий Гостомысл. Первый новгородский летописец середины XI столетия упоминал это имя в качестве первого приильменского правителя. Но кто он был, когда жил и что сделал — точно не ясно. И древнерусские летописцы и позднейшие профессиональные историки расходятся во мнении. Что же это был за персонаж и какую роль он сыграл в истории будущей Новгородской земли?

В древнем новгородском летописании он упоминается, как старейшина ильменских словен, которые назначили его своим «старейшиной», расселившись в Приильменье. В дальнейшем новгородцы считали его своим первым посредником, ставя его первым в списке новгородских посадников, давая тем самым понять, что их институт посадничества древнее правящей на Руси княжеской династии Рюриковичей, а, соответственно, новгородские вольности первичны по отношению к великокняжеской власти. В летописании великокняжеских городов Гостомысл, наоборот, значится князем. Княжеское начало таким образом, признавалось изначально неотъемлемым. Впрочем, тут могла возникнуть вполне честная путаница — на Руси понятие старейшины было достаточно многозначным обозначавшим любое должностное лицо. Это мог быть и «старейшина конюхов» — начальник конюхов на конюшне Олега Вещего в Киеве, и прибывший в 862 году в Приильменье «старейшиной» — т. е., князем, Рюрик, и «старейшины градские» — городские верхи, обсуждавшие вместе с Владимиром Святославовичем и его дружинником принятие новой веры, а также новгородские «старейшины», — выборные должностные лица, в XV веке вместе с новгородцами увеличивающие налоги по волости. Поэтому, новгородский летописец мог вполне искренне считать «старейшину» Гостомысла должностным лицом, аналогичным посаднику, а летописцы великокняжеских центров — должностным лицом княжеского статуса. Летописцы Московской Руси, а также упоминаемая в XVIII веке историком Татищевым Иоакимовская летопись, называют Гостомысла князем, причем, он оказывается дедом по матери самого князя Рюрика. Таким образом, Рюриковичи обретали новгородские корни. Но эта поздняя легенда могла иметь очень поздний и тенденциозный характер, направленный на возвеличивание Новгородской земли.

Иногда ильменского Госомысла связывают с упомянутым в немецких анналах ободритским королем Гостимусом, погибшим на войне с франками в 844 году. Но ободриты в то время жили на южной Балтики, между Эльбой и Одером. Впрочем, Илбьменские словене имеют западнословянский генезис и вполне логично, что и имя Госомысл могло быть как у них, так и у их южноалтийских сородичей. Вместе с тем, в древнейшем Новгородском своде XI века упоминается, что Гостомысла новгородцы «посадиша старейшиной», осев «около» Ильменя и построив город, условно названный Новгородом, еще до того, как организовался путь из Варяг в Греки, в Киеве появились осевшие на трех горах первые полянские князья Кий, Щек и Хорив, а у многих словян, полян, древлян и тех же словен, утвердилось свое княжение. Что касается пути из варяг в греки, то он сложился в виде цельной системы примерно к рубежу VIII-IX веков. Тогда же после распада огромной державы волынян, выделились поляне и древляне, а на трех днепровских холмах возникло городское поселение — Киев. В это же время в Приильменье появляются города словен, вроде Холопьего городка в районе Хутыни и обретшего городской характер древнего словенского поселения на реке Маяте, в 12 км от ее впадения в Ильмень озеро. А возникло это значимое укрепленное поселение значительно раньше описываемых событий — в середине I тысячелетия н.э, во времена Великого переселения народов и славянского расселения. На сегодняшний день это древнейшее восточнославянское поселение на территории Российской Федерации. От тех времен у новгородцев XI века могла остаться память о неком словенском правителе Гостомысле. Но кто он точно, в то время уже не помнили. Поэтому, дальше его имя было окутано домыслами. Но про рубеж VIII-IX веков книжник середины XI века мог знать более точно и был твердо уверен, что тогда уже были и поляне и древляне и у всех восточнославянских общностей, включая самих словен, уже утвердились княжения, и уже действовал путь из Варяг в Греки.

Крест главного купола новгородского Софийского собора венчает небольшая свинцовая фигурка голубя, сделанная примерно в натуральную величину. Она символизирует одну из ипостасий Бога — Святого Духа и обращена головкой на запад. Когда точно впервые на кресте появилась фигурка голубя, не известно, хотя, логичнее всего относить его появление ко временам Новгородской независимости. Когда главный купол приобрел современные очертания. Впрочем, красивое предание относит его появления ко временам опричного погрома Новгорода Иваном Грозным 1570 года. В это время, якобы, некий голубь, пролетал над несчастным городом и присел отдохнуть на самый высокий соборный крест, венчающий центральный золотой купол и, увидев зверства опричников, так и окаменел от ужаса. А новгородскому архиепископу было явлено в видении, что пока голубь сидит на кресте, городу беды не угрожают. А как он упадет — городу конец будет. Однако, Новгород стоит до сих пор. А вот голубь с креста был снят аж два раза и более того, каждая новая фигура внешне очень отличалась от предыдущей.

В первый раз голубь был снят вместе с крестом во время фашистской оккупации левобережной части города, включавшей и новгородский Детинец с Софийским собором. Поскольку в городе стояла испанская голубая дивизия, то после фашистского отступления трофейный соборный крест с голубем оказался в Испании, откуда уже в наше время, в 2004 году, по инициативе Новгородского и Псковского епископа Льва он был возвращен на Русскую землю и снова помещен в Новгороде. Теперь этот погнутый подлинный исторический крест с потершимся голубем все желающие могут увидеть внутри Софийского собора, подле иконостаса. Голубь на кресте выполнен в весьма стилизованных очертаниях, без какого-либо декора, так как древнерусский скульптор преследовал цель дать общие очертания. Однако, в советское время, когда не было твердой уверенности в возможности возвращения подлинного креста, был создан новый крест с другой, более приземистой и тонко прорисованной свинцовой фигуркой голубя.

Однако, в 2007 году по идее того же епископа Льва, обветшавший советский крест вместе с фигуркой голубя был заменен на новый. Новый голубь позолоченный и, в отличии от своих более скупо украшенных предшественников, имеет весьма узорчатое «оперение», а также лапки. Если прежние голуби лежали животом на кресте, то этот прямо стоит на нем, внимательно глядя на Запад — не идут ли к древнему городу новые оккупанты.

XIII век принес Руси много бед. И главной среди них было нашествие монголов. За несколько лет монголы завоевали большинство русских земель и установили над ними свое владычество, или «иго». Русские земли обязаны были платить дань, а русского великого князя отныне назначали ордынские ханы, которые также вольны были казнить или миловать прочих князей. Лишь расположенный среди лесов и болот Новгород по-прежнему оставался вольным в князьях, призывая и изгоняя их по своему усмотрению. Степнякам-монголам было недосуг лишнее тащиться через обильные новгородские топи выяснять отношения со своенравным северным русским городом.

Однако, и Новгороду пришлось платить дань монголам. Это произошло зимой 1259/60 годов. За два года до этого, в конце 1257 года, монголы, учредив во Владимир-суздальской и рязанской земле податную перепись, отправились с этой же целью в Новгородскую землю, чтобы переписать лично всех взрослых мужчин, упорядочив, тем самым, сбор дани. Двигались они зимой, чтобы подойти к Новгороду, когда застывают многочисленные хляби топкого Приильменья. Именно в это время года по этой причине, вплоть до 1470-х годов и совершались все военные походы на Новгород. Однако, новгородцы дани монгольским послам не дали и отдарились разовыми дарами для хана.

Однако, хану хотелось сделать этот край своим постоянным данником. Зимой 1259/60 года хан послал новых послов, при этом, те привели с собой великого князя Александра Невского, назначив его лично ответственным за проведение переписи в Новгороде, как главы древнерусского государства и новгородского князя по совместительству. От новгородцев было потребовано, чтобы они дали «число», то есть, стали под перепись, иначе грозились прислать из орды подкрепление. В городе произошел раскол, одна из вечевых партий, в лице боярских представителей, стояла за то, чтобы уступить монголом и не доводить дело до боя. Другая партия, в лице «меньших», незнатных новгородцев, встала за новгородские вольности и чистоту Православной веры, которая, по примеру ветхозаветной притчи о Давиде, категорически возбраняла податную перепись. Но на деле эту партию возглавляли бояре — готовясь к обороне от Александра и монголов, не только меньший и черный люд, но и новгородцы вообще, стали сгружать в Детинец к городской святыне — Софийскому собору — свой скарб, чтобы в стенах крепости переждать осаду. Но когда Александр съехал из своей пригородной городищенской резиденции, не иначе, как в Орду за монгольским войском, новгородцы испугались и уступили монгольским требованиям. Город был переписан. Небогатые горожане были обременены дополнительными затратами в пользу ненавистных завоевателей. Как записал новгородский летописец, творили бояре себе легко, а меньшим — зло, но при этом, вторгшиеся в город монгольские переписчики — «численники» пили кровь боярскую, как видно, тех бояр, которые возглавляли партию противников податной переписи и потерпели особое наказание, как ее главари, являясь правящим аристократическим городским сословием и обладая на вече реальной полной власти. Александр же после этих событий прочно установил великокняжеский суверенитет над городом. Отныне все великие князья на Руси также автоматически были новгородскими князьями. Теперь они получили право собирать с новгородцев ордынский «выход», «черный бор», или регулярную дань монголам. Но вплоть до московского завоевания в XV веке князья в целом вынуждены были мириться с сильным новгородским вечевым строем и не могли установить над вольнолюбивым вечевым городом постоянной опеки. Но ордынские подати на первых порах сильно разорили Новгород, и вплоть до самого конца XIII века новгородцы не построили ни одной каменной церкви, хотя раньше и позднее строили их с завидным темпом.

Победа русских войск над ордынцами на Куликовом поле на день Рождества Пресвятой Богородицы 8 сентября 1380 года имело огромное значение для Руси. Несмотря на то, что уже через два года законный хан Орды Тохтамыш сжег Москву, все люди на Руси четко уяснили — если против монголов объединятся силы с разных русских земель, то игу можно успешно противостоять. Кроме ратников из многих русских княжеств, поддержавших на Куликовом поле великого Московского князя Дмитрия, были и сыны вечевого Великого Новгорода, новгородские ополченцы. Об этом наглядно свидетельствует новгородский скорбный синодик, наказывающий молиться за упокой тех павших новгородских бойцов, которые сложили голову на Дону, сражаясь с монголами на стороне князя Великого князя Дмитрия Ивановича. Есть еще интересные упоминания немецких хронистов о неких русских, которых по пути с Куликова поля пограбили и разорили литовские интервенты, хотевшие поддержать монголов. Если бы речь шла о среднерусских княжествах, это бы попало в московскую или ростовскую летопись, или какой-нибудь тверской свод. Но там об этом не слова. Поэтому, логичнее всего думать, что этими русскими и были те злополучные новгородцы, которые были ограблены уже вне Волго окского междуречья, а где-нибудь в своих владениях в в Приильменье, куда Литва часто совершала свои набеги, вторгаясь собственно в Новгородскую землю. И князья сидя в средней Руси, об этом ничего не узнали, зато немцы, державшие в Новгороде свое подворье, «немецкий двор», очень быстро оказались в курсе событий, тем более, что у Литвы с немцами отношения были не простые.

Но почему же тогда молчат старшие новгородские летописи? Что им было скрывать? Почему за торжественным сообщением современного тем событиям,
новгородского летописца о победе русских над монголами нет ни одного намека на участие самих новгородцев в этой победоносной битве? Нетрудно, впрочем, заметить, что летописец описал уже о свершившейся битве, резюмируя события прошедшего года. Были ли новгородцы изначально уверены в победе, сказать трудно. Тем более, что победа далась весьма дорогой ценой и во многом зависела от личной изобретательности Дмитрия Донского догадавшегося отдать свои доспехи и свое знамя в последствии погибшему боярину Бренку, а самому сражаться в доспехах обычного воина, подбадривая тем самым остальных воинов, которые не смели струсить, понимая, что князь может быть стоит рядом. Как знать, чем бы кончилась битва, если бы Дмитрий не пошел на этот трюк? Кроме того, за два года до этого он понес тяжелое поражение от монголов в битве на реке Пьяне. И все воины из других русских земель, не покоренных Московским княжеством, прекрасно понимали, что риск велик. И сам Дмитрий напряженно искал благословение небес. А новгородцы, в отличии от среднерусских княжеств, не подвергались постоянным ордынским набегам и разорения, поэтому не находились в таком отчаянном положении, когда было уже терять нечего и можно было с готовностью рискнуть в серьезной битве с ордынцами ради относительного шанса на некоторое облегчение своего положения. Зато со времен Александра Невского, они регулярно платили монголам большую дань, и очень хорошо знали, что ради своего мира эти князья, по примеру Александра и всех прочих великих князей, включая того же Дмитрия, решительно настроены ее из Новгорода выколачивать подчистую. А если бы после проигранной битвы монголы ее повысили?!

Но Новгород должен был в любом случае участвовать в этой рискованной битве на основе вассального долга. Дело в том, что за несколько лет до битвы, новгородские пираты-ушкуйники, формально без новгородского «слова» — вечевой санкции, а фактически — без всякого осуждения со стороны своих соотечественников — совершили свой очередной грабительский рейд в среднерусские реки и жестоко пожгли Нижний Новгород. За это Дмитрий совершил на Новгород серьезный военный поход и, пограбив новгородскую землю, встал в 15 верстах от города, и лишь через несколько дней напряженных переговоров, новгородцам каким-то образом удалось уговорить его простить их. Согласно летописи, по условиям мира, они заплатили большую контрибуцию, а заодно выдали «черный бор» — дань Золотой Орде. Но согласно средневековым традициям, усмиренный город должен был клясться в вассальной верности своему сюзерену — великому князю, что, конечно, предусматривала и готовность оказать военную помощь. Поэтому, когда совсем скоро Дмитрий стал собирать со всей Руси рать ля похода на ордынцев, новгородцы уже не смели отказаться. Таким образом, на куликовскую битву они пошли вынужденно, да и окончилась она для них несчастливо. И их летописцу легче было порадоваться за русские успехи, чем упоминать о том, что его соотечественники пошли участвовать в этой рискованной битве вынужденно, а потом еще были ограблены литовцами, можно сказать, поблизости от родного города.

Все мы привыкли, что в каждом крупном городе стоит хотя бы по нескольких бронзовых статуй. В основном, это произведения последних двух веков. Крайне редко можно встретить памятники XVIII века. Да и то в это время даже в крупных городах и дворцовых пригородах металлические скульптуры часто делали из менее прочного свинца, поскольку с бронзой был дефицит. И технология изготовления из нее статуй казалась неимоверно сложной. Однако, впервые ваять из бронзы начали еще в Древней Руси, в Великом Новгороде. Всякий, кто посещал Новгородский Детинец, не мог пройти мимо древнего величественного Софийского собора со старинными магдебургскими вратами, которые были изготовлены в Германии в XII веке при императоре Фридрихе Барбароссе. Затем ворота каким-то образом оказались в тогдашней шведской столице Сигтуне. По преданию, оттуда их и вывезли новгородцы, прихватив их там в качестве военного трофея во время похода на Сигтуну в конце XII столетия. А затем, уже прибыв с ними на родину, поместили их на главном, западном входе в свой кафедральный Софийский собор.

Казалось бы ворота немецкие. Но в Новгороде они были заново собраны уже местными, русскими мастерами, сделавшие ко многим фигурам русские пояснения. И себе они тоже поставили памятник. Среди немецких бронзовых статуэток библейского содержания находится одна русская фигурка в виде слегка согнувшегося вполне мирского бородатого мужичка с кузнечными инструментами и русской стрижкой в кружок. Как гласит выбитая над ним древнерусская подпись — «Мастеръ Авраамъ», эту фигурку следует считать скульптурным автопортретом русского сборщика трофейных европейских ворот, который монтировал их, исходя из параметров портала собора.

Не ясно, к какому времени относится эта скульптура — одни ученые датируют ее 1187 годом, когда новгородцы доставили ворота в Новгород, другие — вообще XV веком. Но до этого русских бронзовых скульптур не известно. И эта первая дошедшая до нас древнерусская литая скульптура вышла весьма интересной, выразительной, ничуть не уступая по качеству прочим немецким фигурам. Она достойно украшает главные ворота в главный храм Новгородской земли и служит весьма интересным источником по внешнему виду новгородских ремесленников, «черных людей», «черни». Он изображен с ухоженной, клиновидной бородкой, стрижкой «под горшок», в длинной рубахе и узких, на европейский манер, обтягивающих штанах, заправленных в низенькие сапожки с широкими голенищами. На груди у него большой крест поверх рубахи. Вообще, во времена Новгородской независимости, в самом городе и его «пригородах», как показали новгородские и староладожские археологические раскопки, люди в массе своей ходили не в лаптях, а в кожаных сапогах и ботинках. И как видно по этой скульптуре, не только очень знатные, и богатые, но и все категории свободных городских жителей. А после московского завоевания археологи стали находить одни лапти… Видимо, после падения вечевого уклада, когда власть в городе и земле находилась в руках московских наместников, такой важный по тем временам материал, как коровья кожа, уже перестал так широко эксплуатироваться, а стал выделяться только в крайних случаях — на очень богатую, или форменную обувь, вроде стрелецких сапог, а также переплеты книг.

Как известно, монастыри и монашество на Русь пришли из Византии, с принятием Христианства по Византийскому образцу. А поскольку Русь была крещена в конце Х века киевским князем Владимиром Святославичем , да и то крещение проводилось тогда лишь в крупнейших городских центрах, нет ничего удивительного, что первые сведения о русских монастырях относятся уже к следующему, XI столетию. По дошедшим до нас древнейшим летописным сводам, самым первым монастырем является Киевско-Печерская Лавра в Киеве, основанная в 1051 году сыном Владимира, Ярославом Мудрым. Однако, в «истории России» В. Н. Татищева есть указание на то, что еще раньше, в 1030 году, Ярослав, во время своего пребывания в Новгороде, основал под ним Юрьев монастырь в честь удачного похода на Чудь.

В ходе этого похода была закреплена за Новгородом значительная территория чудских земель на границе нынешних Псковской области и Эстонии и основан город Юрьев, нынешний Тарту. И город и монастырь получили свое имя в честь христианского имени самого Ярослава, Юрий (звучавшее в те годы также как Гюргий, Юргий, Георгий). В те времена человек помимо своего основного имени получал дополнительное, христианское имя того святого, в день которого его крестили. Ярослава Мудрого, стало быть, крестили на день Георгия победоносца. А поскольку Георгий считается покровителем воинских побед, то названия нового города в покоренном крае и монастыря, основанного в честь удачной победы, приобретало особый символический смысл.

Таким образом, если доверять этому известию, то новгородский Юрьев Монастырь, расположенный на реке Волхов близ Новгорода, является самым древнем монастырем на Руси. Другое дело, что в сохранившихся до наших дней древних новгородских летописях, Юрьев монастырь впервые упомянут уже в 1119 году, при постройке каменного Георгиевского собора по указу новгородского князя Мстислава Великого. Любопытно, что христианское имя Мстислава тоже было Юргий, Юрий, Гюргий, Георгий, так как его тоже, как и Ярослава Мудрого, окрестили на день Святого Георгия Победоносца. Поэтому, он тоже мог быть основателем Юрьева Монастыря. Однако, в летописи не сказано, что монастырь был основан уже Мстиславом. Поэтому, возможно, что он был древнейшим монастырем на Руси и был основан еще Ярославом Мудрым после удачного похода на Чудь, просто в течении восьмидесяти девяти лет к ряду был деревянным.

Все мы слышали фамилию знаменитого архитектора итальянского происхождения Карла Ивановича Росси. Однако, его творчество обычно связывают исключительно с блистательным Петербурга, который без его творений просто невозможно себе представить. Вместе с тем, потрудился этот зодчий и в Новгороде. Правда, до наших дней дошла лишь одна его постройка. Но зато ее видит каждый человек, побывавший в центре города, хотя и мало кто связывает ее с его именем.

Речь идет о колокольне Юрьева монастыря, выразительно встающей над водами реки Волхов, если смотреть со стороны Великого моста у Детинца. Впрочем, выразительно смотрится она со всех сторон. А ведь она была создана именно по проекту Росси, хотя она очень не похожа на его ампирные помпезные петербургские всемирно известные шедевры. Наоборот, она выполнена с сильным влиянием древнерусских форм, сравнительно скупо декорирована. Ее фасады отличаются крайне нетипичным для работ этого архитектора плоскостным убранством. Росси ее выстроил в 1841 году. Иронией судьбы, это стала последняя из его крупных построек. Затем этот знаменитый корифей высокого классицизма стал непопулярен, так как не шел в ногу с изменениями в российской архитектурной стилистике.

Еще интересна новгородская колокольня Росси тем, что она крайне несоразмерна. Это объясняется тем, что изначально зодчий ее задумал не четырехъярусной, а пятиярусной. Однако, по указу императора Николая I, средний ярус был вычеркнут, так как иначе колокольня бы превышала колокольню Ивана Великого в Московском Кремле, высота которой составляет 81 метр. В результате, новгородская колокольня получилась ниже московской и ее вышина равняется «всего» 51 метру, что, тоже, впрочем, тоже неплохо. По мнению императора, новгородской колокольне не к лицу было превышать соборную колокольню в Первопрестольной (не следует забывать, что и после основания Петербурга, старая Москва считалась второй столицей России, там сохранялась традиция коронации всех российских царей). Однако, некоторая вынужденная несоразмерность не портит вид колокольни, делая ее более интересной и своеобразной. И сам Новгород уже без нее просто невозможно себе представить. Поэтому, все, кто смотрел на нее и вблизи, и издали, по праву считает ее удачной. И, узнав, что ее автором является великий архитектор Росси, мы не будем считать ее недостойной прочих его творений.

Все мы со школьной скамьи слышали про новгородское вече. А историки, профессионально занимающиеся древнерусской историей, знают все основные источники и научные труды по его истории. Однако, до сих пор не все могут договориться по поводу ряда ключевых вопросов. Например по поводу социального и численного состава участников городского веча, которое чаще всего собиралось собиралось на правом берегу реки Волхов, Ярославовом дворище, у Николо-Дворищенского собора. Старинные летописи и акты создают впечатление о том, что в принятии на нем решений участвовали все «мужи новгородцы», главы новгородских свободных светских семей, «и бояре, и житьи, и купцы, и черные люди». Поэтому, у дореволюционных историков не было никаких сомнений в широком составе участников вечевых собраний. Наиболее красочно это изобразил Н. М. Карамзин в повести «Марфа посадница», где изображено огромное десятитысячное собрание всех городских мирских домовладельцев.

Однако, в XX веке, когда в Новгороде начали проводиться систематические раскопки, результаты археологических раскопок вокруг Николо-Дворищенского собора внесли существенные коррективы в прежние представления о размерах и вместимости главной городской вечевой площади. Саму площадь не нашли. Но выяснили, что в средние века все было густо вокруг собора застроено. Поэтому, единственный возможный участок на котором подле собора могло собираться вече, не превышал размера 1200-2000 квадратных метров, перед западным входом. Сейчас он большей частью застроен поздним притвором собора и расположенным напротив рядом построек. При этом, на вечевой площади участники вечевых собраний порою дрались и бегали друг за другом — летопись упоминает, как однажды новгородцы «створиша вече на Ярославле дворе, убиша Иванку, а иные вбегоша в Николу святого», а в другой раз там же жители правобережного Славенского района — «конца» «разгониша» жителей заречной, левобережной, Софийской половины города. Поэтому, они стояли на площади свободно и, соответственно, их численность едва ли могла превысить несколько сот человек. Не исключено, что именно эти несколько сот представителей «всего Новгорода», городская верхушка и скрывались под именем 300 золотых поясов в немецком донесении 1331 года. Там они действуют явно, как часть новгородских вечников, но при этом значатся, как отдельная категория.

Другое дело, что одними этими представителями состав полноправных вечников не мог ограничиваться. Летопись и вечевые акты часто упоминают об участии всех новгородцев от боярской знати до городской черни. Очевидно, были предварительные районные, или кончанские, вечевые собрания, от которого на городское вече уже шли представители от всех городских концов и всех социальных слоев. Новгород делился на несколько соперничающих районов, каждый из которых имел свое вече и обсуждал на нем политические проблемы государственного масштаба, и порой организованно силой навязывал остальным новгородцам свою волю. В летописи под 1359 годом упомянуто, как представители Славенского конца пришли на дворищенское городское вече организованной вооруженной толпой и внезапно напали на своих заречных соперников, быстро разогнав их, хотя их было несомненно больше. Значит, городские веча предварялись районными сходами, где предварительно обсуждались общегородские проекты. Любопытно, что в одной летописи упомянуто "большое" новгородское вече в качестве определенного устойчивого понятия. Значит, были и веча малые. Скорее всего, речь идет именно о предварительных кончанских собраниях. Надо сказать, Новгород не был в этом отношении уникальным. В Пскове, средневековую городскую вечевую площадь которого археологи раскопали, она тоже была примерно такого же размера, как новгородская и рассчитана на несколько сот людей. Но ведь псковские акты и летописи тоже говорят об участии в вече всех псковичей от бояр до городского простонародья! Значит, и там городское вече было представительным органом, а ему предшествовали всеобщие районные кончаские вечевые сходы, на которых вырабатывались варианты решений стоящих на повестке дня городских и государственных дел.

Средневековый Новгород XII-XV веков издавна прославился своим вечевым республиканским устройством. Если в других русских землях рано победила княжеская власть, то в Новгороде, пока этот город не был завоеван Московским княжеством, князья вынуждены были считаться с вечем — собранием горожан, возглавляемом местными вечевыми выборными. В редких случаях, когда новгородцам надо было собрать побольше сил для войны, или свержения постылого князя, для подмоги приходили представители новгородских пригородов — Пскова, Русы, Ладоги, и др.. Созывалось собрание звоном колокола. Главная, городская площадь находилась на правом берегу реки Волхова, на Ярославовом дворище, перед Никольским собором. Именно здесь избирали кандидатов на пост Новгорода — архиепископа, которого уже потом избирали жеребьевкой за рекой в кафедральном Софийском соборе. Именно дворищенскую площадь не раз пытались захватить новгородские мятежники — «крамольники», как символ вечевой законности в государстве. Впрочем, город делился на пять районов — концов, в каждом из котором было свое районное вече. Там тоже обсуждались городские и государственные дела и порой кончане являлись на городскую площадь организованной вооруженной толпой, чтобы в духе грубых и лихих средневековых нравов, утвердить свою волю силой.

Вече имело собственную канцелярию с вечевым дьяком и все его постановления городского и государственного масштаба писались на специальных пергаментных вечевых «грамотах» и скреплялись печатями, не уступая по своей силе и статусу какому-нибудь московскому великокняжескому указу. И для московских князей они реально являлись олицетворением новгородской вольности. В XV веке, когда Москва откровенно пыталась покорить вольный город, князья чаяли запретить новгородцам составлять те грамоты, давая понять, чтоб те ничего не решали на вече без их указа. Участвовали в вече все свободные «мужи новгородцы» — главы свободных светских городских семей от бояр до городской «черни» — кузнецов, плотников, гончаров, рыболовов. Поэтому многие революционеры ХIX века идеализировали новгородский строй и считали истинным народовластием, которое, как говорили декабристы, надо не установить, а восстановить в России. А социалист Александр Герцен сделал новгородский вечевой колокол символом своего знаменитого одноименного журнала.

В настоящее время такие идиллические и достаточно поверхностные взгляды все больше вызывают сомнения. Реальная власть на новгородском вече, равно как и на вечевых собраниях других городов Древней Руси — Ростова, Суздаля, Галича, принадлежала представителям местной боярской знати. Еще в XII веке князь Владимир Мономах, желая усмирить непокорных новгородцев, вызвал в Киев всех их бояр, а за особенно мятежный Людин конец арестовал всех его бояр во главе со знаменитым былинным героем Ставром Годиновичем. При создании купеческого торгового суда особо подчеркивалось, чтоб в него не вмешивались и посадник, ни бояре (хотя судом руководил избираемый из бояр новгородский тысяцкий). Просто бояре (равно как и в Галиче) олицетворяли собой реальную власть. А в XV веке все вече, включая бояр, оказалось под властью новгородского совета Господ. И в перспективе новгородское вече, как вече в Полоцке, или аналогичное собрание в Венеции, должно было исчезнуть, так как бояре бы формально отлучили рядовых горожан от государственных полномочий. У всех народов на разных этапах были мирские сходки, но никакие из них не пережили развитого феодализма. В этом смысле, архаичное новгородское вече никак не могло стать залогом будущей демократии. Однако, формальному участию в нем простых горожан удивлялись еще современники. Московский великокняжеский летописец называл вече органом «безыменитых мужиков», а в среднерусской повести XV столетия, Новгород сатирически показан безалаберным городом, где простые горожане «не слушают» знатных. Поэтому, в определенном смысле об относительном демократизме, в средневековом феодальном понимании, говорить, наверное,правильно.