В Бородинском сражении, сторонам не удалось решить ни одну из своих задач. Россиянам не удалось остановить врага и сдача Москвы лучшее тому доказательство. Наполеон не сумел провести бой по своему сценарию. Психологический же надлом проявился в полной мере. Не было ни смелого маневрирования, ни стремительных прорывов, ни сокрушительного натиска. Точнее, все оно было, но разбилось об ответные маневры, мощные контратаки и невероятную стойкость.
Быстрый прорыв на левом фланге не задался категорически. Для взятия полевых укреплений – флешей Багратиона, понадобились 8 (!) атак. Да и восьмая атака удалась во многом в связи с тяжелым ранением Багратиона. При этом же потребовалось задействование почти всех резервов, а успех оказался эфемерным, поскольку попытка его развития обошлась французской кавалерии крайне дорого. Обходное движение Понятовского было раскрыто, левый фланг удлинен (говоря строго, отряд Тучкова был в определенного рода засаде, но крайне своевременно блокировал обход противника) и бой выродился в лобовой столкновение, при других условиях посчитанное бы за заурядное.
Удары по батарее Раевского так же не принесли никакого заметного эффекта, кроме огромных потерь с обеих сторон.
Не ограничиваясь пассивной обороной, русские атаковали противника своим правым флангом. И, хотя чисто кавалерийский рейд тоже в полной мере не достиг цели, зато он дезорганизовал напор французов. Именно в этот момент Наполеон окончательно утратил уверенность и чувство превосходства, преобладания собственной инициативы. Отданный было приказ в вводе в бой гвардии был отменен. Противник осознал, что еще ничего не закончилось, а резервы небезграничны. По военной иронии, захват Москвы было возродил эти иллюзии. Тем более жестким было разочарование.
После кровавого боя первый вопрос, вставший перед командующими был о продолжении сражения. Увы, возобновление боя грозило русской армии поражением, поскольку резервы отсутствовали и не было никакой возможности их быстро восполнить. Опять вмешательство двора поставило ситуацию на грань катастрофы, поскольку 80000 «московская сила» Ростопчина оказалась мифом а присоединение нескольких полков под общим командованием Лобанова-Ростовского и Клейнмихеля было запрещено. Подтвердилась правота Барклая, что отсутствие резервной армии не позволяет решить кампанию одним, пусть и генеральным сражением, и желанию противника его устроить надо противопоставить желание его избегать.
Показав примеры неслыханного дотоле героизма, армии закончили сражение поистине «боевой ничьей». И пусть французы и русские до сих пор считают бородинское сражение своей победой, его главный итог, обозначенный в начале статьи – оно ничего не решило. Однако, последовавшее за этим занятие Москвы оказало на стороны совершенно противоположное действие. Наполеон, гениальный полководец, упустил стратегическое соображение из разряда азов военного дела – политическая цель для войны второстепенная и несущественная до тех пор, пока армия противника в боеспособном состоянии. Боевой дух русской армии оказался не сломлен и, пополнив, наконец, себя резервами она нанесла «Великой Армии» ряд ударов, от которых та уже не смогла оправиться
На бородинском поле, среди памятников сражавшимся и погибшим героям, стоит и памятник «Мертвым Великой Армии» На открытии памятника в 1912 году, посол Франции произнес вдохновенную речь: «памятник открывается в знак дружбы великих народов, которым в будущем нет нужды враждовать, иметь противоречия, а тем более, решать их таким жестоким путем». Надо отдать должное французской нации, за прошедшие 200 лет при немалом количестве недоразумений и поводов к взаимному огорчению россиянам и французам пришлось скрещивать оружие только в необычной Севастопольской кампании. На полях последующих войн мы сражались на одной стороне, против общего врага.