Салаца? Что такое «Салаца»? Да это река такая. На северо-востоке Латвии. В Видземе.

Чуть меньше сотни километров – на север от латвийской столицы. По трассе А1 Рига-Таллинн. Дорога нормальная. Час с небольшим хвостиком, максимум полтора и уже в Салацгриву въезжать будете. В ту самую Салацгриву, о которой когда-то весь Союз от Кушки до Амдермы и от Владивостока до Львова знал. Ел балтийские шпроты в масле и нахваливал. Правда, при этом редко кто снисходил до того, чтобы разобрать написанное на этикетке маленькими… Ну, очень маленькими буковками. А там обычно писали, что сделана эта самая консерва на улице Ригас, 2. В каком-то там Салацгрива.

В Салацгрива – да. Но не каком-то. Пусть в небольшом, три с половиной тысячи жителей, но всё-таки городе, статус которого, бывшая до того рыбацким посёлком, Салацгрива получила в 1928 году. Но поменяв свою административную характеристику, не изменила своей внутренней сути. Своего рыбацкого характера.

Рыбы и сейчас в городе много. Он же стоит в устье давшей ему имя реки, что несёт свои воды в Рижский залив. А Салаца, между прочим, такая река…
Не простая. А одна из самых-самых биологически разнообразных. И не только в Латвии. В Европе. По этому показателю Салаца входит в число 150 самых-самых европейских водоёмов. Чего только в ней нет. Даже если только одних рыб взять. И лещ есть. И окунь. И щука. И…

Чуть было не сказал – минога. Но не сказал. Удержался. И правильно сделал. Потому что минога – не рыба.

Классификаторы всего живого, что есть на нашем шарике, для миноги и её близкой родственницы – миксины, — выделяют целый специальный класс. Рыбообразные. То есть по образу и подобию вроде как и рыбы. Само собой – среда обитания сказывается. Тело у миноги длинное, обтекаемое, очень похоже на угриное. С другой стороны, если кто больше на пессимистов ориентируется, так может сказать, что и не угриное тело у этой представительницы рыбообразных. Червеобразное.

Кто-то даже говорит, что минога гораздо ближе к пиявкам, чем к рыбам. Ну, это навряд ли. Всё-таки у миноги, как и у рыб, есть плавники. Правда, не все. Только хвостовой и два спинных. А вот грудных, брюшных и анальных у неё нет.

И жабры. Они тоже у миноги в наличии. И много! По семь жаберных отверстий позади глаз. А вот жаберных крышек, опять же, — нет.

И костей у неё можете не выискивать. Так что если кто не очень любит леща или щуку, ссылаясь как раз на их костистость, то вот – отличная им альтернатива. Минога. Бескостная вообще. Но в родичи к беспозвоночным червям записывать её не стоит. Хоть костей у неё нет, но, как и у некоторых рыб, например, осетровых, у неё – хрящи. Которые поддерживают жаберный аппарат и защищают мозг. Из-за этой особенности и миног, и их родственниц называют еще получерепными. Хрящи, окружающие в качестве защиты мозг, у них есть, а вот лицевого черепа, пусть и хрящевого нет.

В виду отсутствия оного и челюстями минога похвастаться не может. Потому хватать-кусать минога не умеет. Круглым ротовым отверстием… Да, по его характерной форме у всех рыбообразных, в т. ч. и у миноги, есть ещё одно общее имя – круглоротые.

Так вот, ротовым отверстием, по краю которого – многочисленные роговые зубы, минога присасывается к телу жертвы. Лосося, камбалы, сельди, трески, салаки. При этом зубы играют роль крепежа. По типу строительного. Бац, и как гвоздями. Всё, намертво, не отодрать. А как присосалась, так в ход идёт язык, на котором тоже… Зубы! И минога им как тёркой…

В общем, такие страсти — лучше для специалистов, они к тому привыкшие.
Тем более, что в реке минога ни к кому не присасывается. И язык с зубами в ход не пускает. Не нужен он ей в реке. А всё потому, что это такая… Оригинальный она зверь. Не такой, как все. Со своими, миножьими загибонами. Или, как биологи говорят, — с метаморфозами.

У всех же из икры что? Мальки. То есть те же угри, лещи, окуни. Только маленькие. А у миноги – нет. Не мальки….

Поздней весной. Или в самом начале лета. Как прогреется вода, выметывает каждая миножья самка в среднем по 22-е тысячи икринок. Укладывает их на дно специально для этого дела устроенной гнездовой ямки, засыпает их, ударяя хвостом по песчаному дну, и… умирает. Всё, она главную задачу выполнила, дала жизнь потомству.

А потомство у неё… То самое, что через 9-14 дней из икринок вылупится. Не мальки. Личинки. Махонькие такие — 3,2 мм – светло-желтенькие червячки без плавников. Рот есть (питаться-то хошь ни хошь – надо!), но без зубов. И глаза… Хоть и имеются в наличии, но скрыты глубоко под кожей.

Поэтому личинку иногда называют слепым вьюном. Иногда – норником. Но чаще всего, её официальным именем – пескоройка. Хотя последнее – непонятно почему. Свои маленькие норки личинки вырывают уже не там, где была их гнездовая ямка, не в песке. Течением их сносит вниз по реке. И как только по пути им попадается илистое дно, вот там они и зарываются. И начинают питаться. Органическими остатками – детритом – и диатомовыми водорослями.

Пища – не самая питательная, так что личинка особо не толстеет. И не растёт почти. Через 3-4 года вырастает максимум до 15-18 см. А на пятый год, к осени, аппетит у пескоройки пропадает вообще. У неё этот самый метаморфоз начинается.

Через полгода, к весне, личинка превращается в молодую миногу. Которой в реке делать нечего. Её уже море ждёт. И добыча. Которую она ест. Вот так, как я уже рассказывал.

Целый год… Иногда два. Минога всё ест и ест. Ест и ест. А как наестся, жирка подкопит… Как отрезает у неё. Напрочь. Вообще ничего в рот не берет. Даже желудок у неё атрофируется.

Не до того ей уже. Пришло время возвращаться в те самые реки, из которых минога год-два тому назад уплыла в море. Да и что ей сейчас тут делать? Зубы-то тоже притупились. Не те «гвозди», что прежде. Ими уже не продырявить рыбью чешую и шкуру.

По ночам – не любит минога света – плывут рыбообразные, чтобы отнереститься и умереть. Плывут к рекам. И к Салаце в том числе. А здесь их ловят.

Чуть ближе, чем три километра от устья Салацы… Километрах в полутора от города поперёк реки стоят заколы. Ловушки на миногу. Что-то типа забора с перилами. Сооружается этот забор исключительно из еловых кольев. Ель – дерево гибкое, гнётся под напором речной воды, но не ломается. Естественно, весенний ледоход может сильно потрепать это шаткое сооружение. Так оно и нужно. Максимум до февраля. В этом месяце миножий ход заканчивается. Та, что не попала в подвешенные к заколам мережи – сетчатые мешки, закреплённые на специальной раме, зимует, и в самом конце весны – начале лета, когда прогреет солнышко воду…

Начинается новый цикл следующего миножьего поколения. Икра, личинки, метаморфозы… И через 6-7 лет всё заканчивается там же, где и начиналось — в Салаце.

В августе начинают подходить с залива к устью первые миноги. Так что к концу июля надо подправить все заколы, что весенний ледоход повредил. И бьют огромной деревянной кувалдой из года в год еловые колья в дно реки Салацгривские рыбаки. Чтобы была в мережах минога.

А минога… Это такой зверь… Костей нет. Выбирать чего — никакой надобности. Кишечник атрофировался. Потрошить – только время тратить. Даже чешуи нет. Только слизь. Несколько раз протёр шкуру солью… Обычной, поваренной солью протёр и – вся недолга.
Не зверь, безотходное производство просто какое-то. А вкус…
Ну что, уговорил? Едем на Салацу?..