Еду как-то по нашему городу в общественном транспорте. Сижу в автобусе в самом высоком месте, и автобус едет по высокому месту, так что через окно очень удобно наблюдать за городскими пейзажами. Подъезжаем к одному из мостов через самую главную городскую реку. Жуткая пробка! Причем в обе стороны. Ни туда, ни обратно автомобили с желаемой скоростью проехать не могут. Они стоят, потом ползут. Потом опять стоят. И опять ползут…
К счастью, на этот мост нам было не надо. Мы проехали мимо. Но вид пробки заставил замолчать многих пассажиров в автобусе. То ли они задумались о проблемах автомобилистов, то ли тихо радовались тому, что едут, а не стоят в той пробке, как попавшие в нее страдальцы.
А через несколько дней один из моих знакомых рассказал мне об автомобильных пробках в Китае. Знакомый недавно побывал в этой стране и вернулся оттуда с очень разными впечатлениями.
Оказывается, уже в прошлом году Китай вышел на первое место в мире по продажам автомобилей, переместив США, многолетнего лидера в этой сфере, на второе место. Теперь китайцы должны радоваться! Переплюнули, наконец-то, самодовольного заокеанского партнера.
Но они радоваться не спешат. У них бывают такие пробки, по сравнению с которыми те же московские – легкое развлечение. Не так давно, например, из-за плановых дорожных работ намертво встала 100-километровая трасса Пекин-Тибет. Этот автомобильный ад продолжался неделю. Неделю! Вы можете себе представить недельную пробку длинной в 100 километров? А китайцам и представлять не надо. Они ее видели и многие в ней были.
Кроме того, переизбыток автомобилей на улицах китайских городов ведет к запредельной загазованности городской атмосферы. Особенно тревожная ситуация с этим сложилась в Пекине. Дошло до того, что власти всерьез рассматривают проект строительства подземных магистралей, которые должны разгрузить улицы. Правда, что будем при этом с загазованностью уже этих магистралей – пока не ясно.
Но Пекин только третий по величине город КНР. В самом населенном городе страны, Шанхае, поступили проще – еще в 80-х годах прошлого веко резко ограничили продажи автомобилей для шанхайцев. И в результате в этом городе ситуация и с пробками, и с загазованностью гораздо лучше, чем в столице.
Поэтому и в Пекине решено ограничить продажи новых автомобилей. Теперь купить новую машину можно только по специальному талону, которые распространяются во время специальных лотерей. В прошлом месяце в такой лотерее приняли участие более 200 тысяч пекинцев. А талоны на покупку нового авто получили только 17 тысяч…
Пример Китая – это всего лишь наиболее наглядное свидетельство тому, что возможности мирового автопрома и желания все большего количества жителей Земли иметь личный автомобиль вступают в фатальное противоречие с возможностями улиц и дорог вместить все эти автомобили.
Так что волей-неволей, а придется властям разных стран и городов вводить целую серию разных ограничений – устанавливать пределы продаж новых автомобилей, вводить платный въезд в центр города, как это сделано в Сингапуре, развивать общественный транспорт, строить новые трассы, над землей и под землей. И так далее, и тому подобное.
Есть еще, правда, идея развития городского прокатного транспорта. То есть это такие маленькие автомобильчики, скорее всего, с электродвигателями. Надо тебе куда-нибудь поехать – берешь такой автомобильчик, платишь за использование (меньше, чем за такси), едешь, куда тебе надо, и ставишь авто на специальную стоянку. Оттуда ее может взять другой желающий, которому надо поехать в другое место. Идея просто замечательная!..
Но, увы, она вступает в противоречие с уровнем самосознания граждан любых стран. И как его улучшить – это вопрос отдельный, совсем отдельный…
Архив за день: 15.02.2011
Чувства братьев наших меньших
Они, наши домашние любимцы не могут говорить, к сожалению, но зато испытывают к нам любовь, и чувствуют, когда мы любим их. Они понимают, когда нам хорошо, и когда нам плохо. И всегда готовы нас утешить даже самим своими присутствием.
Ну а раз они могут испытывать любовь, значит, им очень знакомо и чувство ревности.
Взять моих двух котов. Один серый и пушистый, другой белый и гладкий. Но суть не в этом. Белый глубоко убежден, что мои колени, когда я сижу за компьютером – исключительно его место отдохновения. Когда на этом месте устраивается серый, белый подходит, некоторое время мрачно смотрит на серого, потом подпрыгивает и бьет его лапой. Тут же начинаются крупные разборки с громкими мявами и топорщением шерсти. Потом серый спрыгивает и оскорбленно уходит, но белого я тоже не пускаю, чтоб не потакать агрессору. Но он через некоторое время, когда я углубляюсь в работу, все равно запрыгивает и устраивается у меня на коленях очень удобно…
А одна моя знакомая рассказывала такую историю: у нее есть роскошный черный кот, который очень ее любит и считает своей безраздельной собственностью. Но однажды моя знакомая принесла домой подобранного на улице замурзанного котенка. Котенок моментально прижился, отъелся и похорошел. Но старший кот теперь постоянно испытывает муки ревности. Как только хозяйка присаживается на стул или в кресло, он тут же прыгает к ней и, по ее словам «начинает целоваться. А маленького вообще не подпускает!»
Все это потому, что животные очень чувствительны к ласке. Она им нужна не меньше, чем людям.
Как-то летом шел я по одной из улиц в нашем частном секторе, и увидел на травке пеструю кошку с таким же пестрым котенком. Наклонился, погладил котенка, потом погладил кошку и только тут заметил, что у нее нет правой лапки – самой лапки. Я поднял кошку на руки и сказал ей что-то вроде: «И как это тебя угораздило лапу потерять? Лазила, поди, где не надо, вот и попала в переделку!..»
Кошка мне ничего не ответила, но на ее мордочке выразилось явное чувство умиротворения. Ну как же! Погладили, пожалели, посочувствовали!..
Опустил я ее обратно на травку и тут вижу – лежавшая поодаль большая лохматая собака вдруг поднимается и медленно идет ко мне. Причем всем своим видом выражает дружелюбие.
Подходит эта собака совсем близко и подсовывает голову мне под руку! Этот сигнал можно было истолковать только одним образом: «Погладил кошку – и меня погладь!»
В какой это пьесе, какого классика эпизодическая героиня говорит: «Доброе слово и кошке приятно»?.. Приятно, конечно. И не только кошке, но и собаке, и хомячку, и декоративной крыске, и чижику-пыжику.
А некоторые сцены, случайно схваченные на улице взглядом и слухом, вообще оставляют по себе особенную память и заставляют задуматься очень о многом.
Такая сцена: по тротуару идет мужчина лет сорока, с огромным ротвейлером. Одной рукой он держит собаку за короткий поводок, в другой у него большой пакет с продуктами. И тут этот мужчина останавливается, озирается по сторонам и говорит, обращаясь к собаке: «Дюша! Ты знаешь, а ведь папа забыл купить пива!..»
Да, вот такая у него семья – «папа», то есть он сам, и «дочка», то есть эта ротвейлерша. И больше, видимо, никого.
Или такая сцена: сквер, лето. Двое пожилых людей, мужчина и женщина, стоят друг напротив друга метрах в пяти-шести. Между ними бегает задорный, уже большой щенок овчарки, и подпрыгивает то к мужчине, то к женщине. И у них при этом очень счастливые лица… Они тоже относятся к нему, как к ребенку. Почему?.. Просто потому, что любят? Или потому, что их собственные ребенки уже давно выросли и еще не успели подарить им внуков?.. Или, может быть, они, вместе с желанными и любимыми внуками, сейчас находятся далеко от родителей?..
Конечно, это всего лишь предположения.
А истина заключается в том, что наши домашние любимцы все-таки не могут заменить людям других людей…
Белорусские партизаны второй мировой: романтика и проблемы
Иным партизанское движение представляется полным своеобразной романтики – этакие лихие хл
опцы в полушубках и шапках с заломом. Другие считают партизан чем-то вроде филиала армии, то есть, той же регулярной армией, только без четко определенной линии фронта. Но и то, и другое мнение ошибочны. Обычные аналогии в этом случае не работают. Ближе всего работа партизан к работе армейских разведчиков, вот только если разведчик, сходив за линию фронта, возвращается к своим, то для партизан такого возвращения нет – они постоянно находятся за линией фронта. Кроме того, задача разведчика – сбор информации, иногда – взять «языка». Партизан же кроме этого должен еще и воевать. Что, конечно, накладывает определенный отпечаток и на характер людей, и на стиль жизни, и на манеру ведения боевых действий.
Самым тяжелым был первый год оккупации. Не хватало продовольствия, не было налажено снабжение, было мало оружия (у запасливых белорусских крестьян по схронам было оружие времен первой мировой войны, но как бы ни была хороша мосинская винтовка, против автоматов она слабовата, да и кроме ручного оружия требовалась взрывчатка для диверсий – в силу специфичности партизанской войны вещь необходимая).
Отдельной проблемой было обустройство быта. Ведь мало найти укромное местечко в лесу, чтобы спрятаться. Его еще нужно сделать пригодным для жизни. И тут же вставал вопрос одежды и обуви – одно дело жизнь в деревне, и, соответственно, одежда для такой жизни, лес же требует совершенно другого, а тем более – ведение военных действий.
Нельзя забывать и об отсутствии связи с Большой Землей – армия отступала в огромной спешке и хаосе, и, конечно, стихийно возникшие партизанские отряды не имели никакой связи даже с теми немногими разведчиками, оставленными в тылу врага. А тут со всех сторон объявления о победном марше вермахта по территории Советского Союза, известия, что немцы уже почти взяли Ленинград, что они уже под Москвой и вот-вот войдут в столицу… Огромное психологическое давление! Недаром с 1942 года, когда начала налаживаться связь с метрополией, партизанам присылали не только оружие, обмундирование и медикаменты, но и в обязательном порядке – свежие газеты.
Характерно, что подавляющее большинство вспышек антисемитизма приходится именно на первые год-полтора с начала партизанского движения. Известны случаи, когда партизаны оставляли евреев на верную смерть, бросали в лесу еврейские семьи с детьми – фактически умирать, грабили евреев, отнимали у них одежду, ценности, продовольствие… разнообразных случаев такого рода зафиксировано довольно много. Но так же оставляли и семьи коммунистов, чьи отцы ушли с армией – для таких семей это тоже было верной смертью.
Более похоже, что все это было не намеренной жестокостью, а обычным голодом и неустроенностью быта. Как повесить себе на шею еврейскую или «райкомовскую» семью, когда пользы от них никакой – старики и дети, воевать не могут, добытчики тоже никакие, а тут свои дети, которые голодают, и неизвестно еще, что будет завтра?
Правда, были и такие партизаны, которые не поддавались подобным настроениям – известны случаи, когда выводили за линию фронта, в безопасность, сотни еврейских и «райкомовских» семей, даже в самое тяжелое время первого года партизанского движения. Так что бывало разное, как и всегда. И необходимо отметить, что даже те партизаны, которые проявляли особую жестокость (отбирали у тех же еврейских семей ценности, бросали детей умирать в лесу и т.д.) продолжали исправно бороться с оккупантами.
Еще одним аспектом являлась борьба с бандформированиями – в обстановке хаоса и относительного безвластия появилось множество группировок, называвших себя партизанами, но чьей основной задачей было награбить побольше. С оккупантами они не боролись, боевые действия вели исключительно против мирного населения. Но лишь немногие подобные формирования продержались долго – с ними расправлялось как само население, так и партизаны. Однако, наличие в лесах бандитов, именовавших себя партизанами, затрудняло во многих случаях настоящим партизанам налаживание контакта с населением (особенно это относится к партизанским отрядам, формировавшихся из бежавших военнопленных или попавших в окружение частей регулярной армии – у них не было «родственных» связей с местным населением, и приходилось доказывать свою благонамеренность).
Так что партизанская жизнь была мало похожа на романтичный поход за славой. Грязи и боли в ней едва ли не больше, чем в регулярной армии.
Кстати, о боли. Невозможно не упомянуть о трагедии батьки Миная – Шмырева Миная Филипповича. Не имея возможности добраться до него самого, немцы расстреляли четверых его детей (14, 10, 7 и 3 лет), сестру и мать жены.
Но при всех трудностях партизанской жизни, быт постепенно налаживался. В 1942 году появилась надежная связь с Большой Землей – со штабом партизанского движения в Москве, что позволило координировать военные действия различных партизанских отрядов, наносить оккупантам максимальный вред, а также получать необходимую помощь – в лесах были десятки обустроенных аэродромов, куда прибывали самолеты. Появились и обустроенные партизанские базы. И с 1942 года большая часть территории Белоруссии была отнюдь не германской – во многих областях была восстановлена советская власть.
Интересна история партизанского отряда Бегомльского района. Отвоевав всю войну в лесах – и хорошо отвоевав! – этот отряд отказался выходить из лесу и после окончания войны! Партизанская база была настолько хорошо обустроена, имела все необходимое для комфортной (по тем временам) жизни, что ее было просто жалко, почти невозможно бросить. И не стоит говорить, что бегомльские партизаны просто не хотели возвращаться к советской власти. Ничего подобного! Они даже платили – без задержек! – партийные взносы. И жили абсолютно по советским законам. Вот только не в родных деревнях, а в стихийно возникшем поселении. Только в 1957 году удалось выманить этот отряд из лесу, и то, возвращаясь к обычной деревенской жизни, они сожалели об оставленных в лесах делянках, огородах, ульях и т.д.
Вот такие они были, белорусские партизаны – разные. Объединяло их всех одно: они дрались, и дрались отчаянно. За свою страну, деревню, хутор, семью. И за нас с вами.